Невозможность покорения чеченцев доказана историей

Во время колониальных, неоколониальных и захватнических войн участники движения сопротивления неизменно квалифицируются оккупантами как «бандиты», «сепаратисты», «бандформирования», «террористы» и так далее. Так было во время освободительного движения в Алжире, Вьетнаме, Афганистане и в ряде стран Африки. Так было и в более ранние периоды, например, когда такого рода ярлыки использовались немцами в отношении партизанского движения на оккупированных территориях, в частности, в СССР.

Все это повторилось и повторяется по сей день в захватнической войне России, которую она развязала против суверенной Чеченской Республики Ичкерия. И повторяется не только принцип навешивания всевозможных негативных ярлыков, которые пополнились такими терминами как «ваххабисты», «исламисты», «исламские фундаменталисты» на обороняющихся от агрессии бойцов чеченского Сопротивления.

Удивительно сходны так же методы, которыми пользуются страны-агрессоры для подавления движения сопротивления стран, ставших жертвами их колониальных аппетитов и имперских амбиций. Ставка на голую силу, коллаборационизм, марионеточные правительства, марионеточные структуры, фальшивые «выборы», псевдореферендумы «по конституции» и так далее, несмотря на проявлявшуюся всякий раз неэффективность, неизменно повторяется. История, действительно, видимо, никогда, никого и ничему не учит. Особенно, кремлёвских руководителей.

Разные паины, шабалкины, лукины и иже с ними с пеной у рта талдычат, что «чеченский конфликт» (так специально они называют русско-чеченскую войну) нельзя сравнивать с вьетнамскими, афганскими и другими войнами, поскольку речь идет, якобы, о «своей», а не о «чужой» территории, и стремление отделиться от России – незаконно, мол. Типичные рассуждения типичных оккупантов.

Они забывают, наверное, что и Алжир (с формально-юридической точки зрения) не был колонией Франции. Он был одним из ее департаментов, и, следовательно, стремление к отделению также было «незаконным». Но, несмотря на это, Алжир сегодня – это независимое суверенное государство.

Полезно в этой связи, наверно, вспомнить точку зрения ряда западных правоведов, согласно которой «закон» и «право» не всегда совместимы, так как законы могут быть в корне «нелегитимными». Например, можно ли считать правовыми многие законы тоталитарных государств - нацистской Германии, СССР и других - которые противоречат нормам международного права человека, оправдывают экспансионизм, национальную и социальную рознь, геноцид и так далее?

Чеченский народ в течение длительного противостояния с Россией доказал, что не хочет мириться с захватом своей территории и чужеземным господством. Это и есть один из случаев, когда примат должен быть не за «конституционными нормами» совершенно чужого для Чеченской Республики Ичкерия российского государства, стремящегося завоевать её, отвергая её здоровый «сепаратизм», а за принципами «прав человека» и «права нации на самоопределение». Пора бы это уже понять!

В контексте сказанного необходимо коснуться проблемы, которая остается спорной на протяжении десятилетий. Это проблема соотношения и различия между так называемым «терроризмом» и некоторыми актами национально-освободительных движений, а также партизанских войн.

Дело в том, что партизаны и «террористы» постоянно прибегают к аналогичным методам борьбы, таким как покушения, диверсии, взрывы тех или иных объектов, угон транспортных средств, захват заложников и так далее. Это неизбежно, поскольку чаще всего ни те, ни другие не горят особо острым желанием противостоять регулярной армии в открытых сражениях, так как это абсолютно невыгодно для них с точки зрения стратегии и тактики. Здесь, по-моему, ничего не надо доказывать – и так ясна логичность обороняющихся.

Отсюда - дефиниционная неопределенность, имеющая серьезные практические следствия. Например, есть люди, которые называют партизан «террористами». И Путин тоже является сторонником такого мнения. Вот почему он называет русско-чеченскую войну «антитеррористической операцией». Не хочет даже объявить чрезвычайную ситуацию в Чечне, потому что тогда волей-неволей ему надо будет признать, что чеченские моджахеды – это партизаны и их защитительные акции не теракты, а диверсии и так далее. А Путину это невыгодно с политической точки зрения.

Поэтому при обсуждении соответствующих вопросов в международных организациях постоянно сталкиваются два подхода: те, кто для одних являются «преступниками и бандитами», в глазах других оказываются борцами за освобождение и даже национальными героями. Взять хотя бы тех же чеченских моджахедов!

Конечно, провести четкую однозначную демаркационную линию между партизанами и «террористами» не всегда просто.

Всякий «терроризм» - это определенного рода акты политического насилия, но не всегда подобные акты есть «терроризм». Если эти акты вынуждаются колониальным угнетением, экспансией, агрессией, оккупацией, массовыми репрессиями тоталитарных государств или движений, геноцидом, социальным и национальным угнетением и тому подобным кровавым негативом, если они возникают на гребне общенародного возмущения, несогласия, массовой освободительной борьбы и являются одним из ее проявлений, можно ли их - даже при существенном формальном сходстве - называть «терроризмом»?

Акты эти отличаются от «терроризма» тем, что они являются вынужденной мерой, которой часто нельзя избежать в ходе национально-освободительных движений. Поэтому такого рода акции можно условно обозначить как «терророподобные».

Внешне они не отличаются от «террористических», но, по сути, представляют собой нечто совершенно иное, часто прямо противоположное «терроризму». Критерием различия здесь может служить, стало быть, наличие или отсутствие связи с массовой освободительной борьбой.

Терроризм, как правило, не носит массового характера, он почти целиком «замкнут на себе», узок, элитарен, ориентирован против демократии.


Таким был, например, терроризм в ФРГ, Италии и Франции в 70-80-х годах. Но явно не были такими «терророподобные», а по существу партизанские акции, которые имели место во время национально-освободительной борьбы в Алжире, Вьетнаме, Афганистане, хотя официальная пропаганда делала огромные усилия, чтобы придать им однозначный «террористический» имидж.

То же самое можно сказать и о русско-чеченской войне. Её следует рассматривать как партизанскую войну, идущую с перерывами уже более четырёх сотен лет, нередко (вынужденно!) и в «терророподобных формах», как всегда в подобных случаях.

Думается, нелишне будет особо отметить здесь, что антиподом так называемого «терроризма», являющегося «оружием» народа, подвергшегося агрессии, является государственный террор страны, осуществляющей варварскую агрессию. Государственный террор страны-агрессора является самой страшной формой проявления террористической деятельности. Государственный террор постоянно перерастает в тотальный геноцид, приводящий к гибели десятков, сотен тысяч людей. Это в полной мере относится и к государственному террору, осуществляемому путинским режимом в отношении чеченского народа, борющегося за свою независимость и даже физическое существование на земле.

Конечно, есть целый ряд случаев, когда, как уже говорилось, трудно отдифференцировать «терроризм» от массового партизанского движения. Чем является, например, имеющее весьма широкую социальную базу движение «Сендеро люминосо» в Перу? Или сикхское сепаратистское движение в Индии?

Этнические, конфессионально-сепаратистские, а иногда и социально-политические формы «терроризма» не всегда просто отличить от соответствующих форм национально-освободительной и антитоталитарной борьбы.

Можно ли считать «терроризмом» соответствующие акции, проводившиеся в рамках палестинского освободительного движения? Или борьбу курдов против иракского и турецкого диктата?

Можно ли считать чисто террористической деятельность ЭТА в Испании или ИРА в Ольстере? Ведь, они не были связаны с широким партизанским движением, но опирались на симпатии и поддержку значительных слоев баскского народа и католиков в Ирландии.

Однако, несмотря на все недостатки вышеуказанного критерия, его применение, со всеми необходимыми оговорками и ограничениями, все же часто может оказаться весьма полезным. Причем не только в теоретическом, но и в прагматическом смысле.

Итак, «терроризм» - это система спорадических насильственных актов политической ориентации. Эти акты не связаны с систематической вооруженной конфронтацией между регулярными и иррегулярными (партизанскими) военными формированиями и с массовой освободительной борьбой.

А партизанские войны отличаются от «терроризма» тем, что они основаны на массовой поддержке населения или значительной его части (которая может иметь социальный, этнический, конфессиональный и другой характер), принимают форму «терророподобных» акций, которые внешне могут не отличаться от террористических, а также форму более или менее масштабных стычек с регулярной армией.

Это полностью относится к чеченскому Сопротивлению! Без массовой поддержки населения, оно не смогло бы столько лет успешно противостоять жесточайшему карательно-репрессивному и военному-политическому прессу современной ядерной державы, каковой является путинская Россия.


«Терророподобные» акции могут проводиться и во время войн между двумя регулярными армиями (диверсии, покушения, террор против населения захваченных территорий, военнопленных и так далее), однако, в отличие от партизанских войн, здесь роль таких действий, как правило, имеет второстепенное, «вспомогательное» значение.

Отсутствие у «терроризма» широкой социальной базы не должно затушевываться обстоятельством, что настоящие террористы обычно стремятся присваивать себе статус революционно-освободительных движений, апеллируют к «народу», заявляют, что именно они выражают его истинные интересы. На деле настоящий терроризм выражает, как правило, интересы узких криминальных, мафиозных, тейповых, вирдовых и других группировок. Под это определение подпадают целиком и полностью кадыровско-ямадаевские банды в Чечне. Вот с ними определённо надо бороться силовым путём, что и делают чеченские моджахеды. Свежий пример! Ямадаев буквально два дня назад выступил «от имени» чеченского народа, осуждая выступление верного сына чеченского народа АбдаллахIа Шамиля Басаева по катарскому телеканалу «Аль-Джазира». Ямадаев мямлил, что чеченский народ, который, якобы, хочет жить «в составе России», «выбрал» его (имеется в виду Госдума РФ!), а не Шамиля Басаева. Только забывает кремлёвский холуй, что самая большая в мире страна Россия, из-за широкой спины которой он трусливо выглядывает, делая свои угрозы, уже пять лет подряд не может победить «невыбранного» чеченским народом Шамиля Басаева и его моджахедов, несмотря на предательские удары им в спину со стороны ямадаевско-кадыровских террористических бандформирований.

А вот подход к партизанским войнам должен быть совершенно иным, хотя этого не понимают государства, ведущие войны с целыми народами! Они уповают на силу своего оружия и неограниченные людские ресурсы, то есть «пушечное мясо».

Когда война ведётся с народом или со значительной его частью, силовые методы, по существу, носят неправовой характер и чаще всего неэффективны.

На дворе начало ХХI века - период крушения всех рудиментов колониализма, захватнических войн и имперских претензий. И если борьба с партизанским движением носит имперский или неоколониальный характер, она должна, видимо, быть квалифицирована как противоречащая международному праву и принципу примата прав человека. Только неизвестно, почему до сих пор цивилизованный мир не делает по этому поводу замечания России! Ведь её кровавая борьба против Чеченского Сопротивления носит имперский и захватнический характер!

Удивительное дело, но государство-агрессор, когда сталкивается с массовым народным сопротивлением, никак не хочет вникнуть в ментальность народа, его традиции, особенности культуры и так далее.

Так, например, в период двойного тоталитарного порабощения поляки проявляли наклонность в гораздо более радикальным методам борьбы, чем чехи. Советское правительство даже при Горбачеве проявляло удивительную близорукость в отношении полного неприятия прибалтийскими народами захвата территории их государств. Реалистический учет этого неприятия мог бы сделать освобождение гораздо менее болезненным, а последующие отношения более дружественными. То же самое можно сказать и об отношении России к чеченскому народу. Сколько раз Россия наступает на одни и те же грабли, в результате чего взаимная вековая ненависть только усиливается!

Что касается восточных народов и вообще ряда народов «третьего мира», то, несмотря на наличие здесь примеров ненасильственного сопротивления, как, например, в Индии, готовность к вооруженной борьбе за свободу многих из них принимает гораздо более радикальные, решительные и непримиримые формы, чем на Западе.

Исторически доказанная невозможность покорения чеченцев, афганцев, вьетнамцев и ряда других народов должна была бы стать, но становится слишком медленно, уроком для тех, кто хочет их покорить, подчинить и продлить свое господство над ними.

Свободолюбие и непокорность многих народов «третьего мира», подтвержденные многими десятилетиями борьбы, не оставляют иного выхода, кроме предоставления им независимости!

Это полностью относится к чеченскому народу, который в течение четырёх веков ведёт свой перманентный Джихад! А героические действия чеченских моджахедов можно называть террористическими, только придерживаясь колониальной ментальности и фразеологии, которая давно себя дискредитировала в глазах прогрессивного человечества.


Эльмар Шароаргунский, специально для ИА DAYMOHK