Все империи рано или поздно умирают

Все империи рано или поздно умирают. Но умирают по-разному. Гигантская держава Александра Македонского довольно мирно развалилась сразу же после его смерти. Почти безболезненно через 29 лет после смерти Карла Великого, в 843 году его внуки поделили империю деда на три части, из которых образовались Франция, Германия и Италия.

В свою очередь, Римская империя и ее восточная часть - Византия агонизировали на протяжении нескольких столетий, уродуя и калеча своими конвульсиями как те народы, которые входили в их состав, так и соседние.

Формальный распад империи под названием Советский Союз состоялся вполне благопристойно. Подобно трем внукам Карла Великого, три лидера восточнославянских республик СССР, встретившись вместе, и, «сообразив на троих», констатировали, что это государство (Советский Союз) «как субъект международного права и геополитическая реальность» прекращает свое существование. Однако, как показали последующие события, это совсем не означало автоматического преобразования стержня империи - России в миролюбивое национальное государство.

Во-первых, в отличие от других бывших республик СССР, Россия продолжает оставаться федерацией, и отнюдь  не стабильной, а такой, где каждый из ее 89-ти субъектов в той или иной форме, вплоть до вооруженного сопротивления, высказал стремление к получению независимости от Центра и столкнулся с решительным противодействием Кремля.

Во-вторых, Россия не утрачивает своих имперских амбиций, о чем свидетельствует ее военное (и очень активное) присутствие на территории бывших республик СССР.

В-третьих, атавистические идеи русского мессианства не только продолжают проявляться на уровне властных структур, а и приобретают все большую популярность среди населения.

В-четвертых, Россия проявляет повышенную активность в воспроизведении и образовании новых экономических и военно-политических структур в границах СНГ, отводя себе при этом главную роль в интеграционных конструкциях и прибегая к разным методам давления на партнеров.

Все это склоняет к мысли о том, что Беловежское соглашение 7 - 8 декабря 1991 года было скорее констатацией клинической смерти Российской империи в виде СССР, нежели свидетельством о ее окончательной гибели.

Попытки реанимации умирающей империи, к которым ныне прибегает Москва, дают основания предполагать, что империя находится в начале того мучительного пути, которые прошли первый и второй Рим (то есть Константинополь), наследницей которых на протяжении пяти столетий считает себя русская столица.

Идейной основой российского империализма является концепция «вселенской миссии» России, ее «особого предназначения».

Сначала она оформилась в виде доктрины «третьего Рима», которую разработал старец псковского Елеазарова монастыря Филофей в своем письме московскому государю в 1512 году. Формулой «два Рима пали, третий Рим (Москва) стоит, а четвертому не бывать» Филофей создал комплекс идей и чувств, ставших сущностью российского менталитета и питавших на протяжении веков российский империализм. Вот эта доктрина дословно: «Тебе пресветлейшему и высокостольнейшему государю великому князю, православному христианскому царю и всех владыце, браздодержателю святых божиих престол святыя вселенския соборныя апостольския церкви пречистая Богородицы честного и славного ея Успения, иже вместо Римския и Константинопольския просиявшу. Старого убо Рима церкви падеся неверием аполинариевы ереси, второго Рима Константинова града церкви агаряне внуцы секирами и оскордами рассекоша двери, сия же ныне третьего нового Рима державного твоего царствия святые соборные апостольския церкви, иже в концых вселенныя в православной христианской веры во всей поднебесной паче солнца светится. И да весть твоя держава благочестивый царю, яко все царства православныя христианския веры снидошася в твое едино царство. Един ты во всей поднебесной христианам царь».

По мере экспансии Российской империи доктрина приобрела характер мании величия: «Взглянем на пространство сей единственной державы: мысль цепенеет: никогда Рим в своем величии не мог равняться с нею...», - писал Николай Карамзин в предисловии к «Истории государства Российского» в 1815 году.

Маниакальное видение «вселенской роли» России присущее не только официальному историографу-монархисту Н. Карамзину, - его разделяют все политической силы государства - вплоть до «неистового» революционера-демократа Виссариона Белинского, который упивался величием империи: «Необъятно пространство России, велики ее юные силы, беспредельна ее мощь - и дух замирает в трепетном восторге от предощущения ее великого предназначения...».

С «замиранием духа» и в «трепетном восторге» с конца XV до начала XX столетия Россия увеличила свою территорию в 57 раз (по российским источникам «всего» в 36 раз), расширяясь при этом на 130 квадратных километров каждый день. Темпы экспансии были настолько головокружительными, что у правителей России не оставалось времени на то, чтобы задуматься над вопросом: «Какой ценой даются завоевания и  отвечают ли они интересам русского народа вообще?».

Исчерпывающий ответ на эти вопросы дал выдающийся российский философ Георгий Федотов в своей статье «Россия и свобода», опубликованной на английском языке в 1946 году. «Только ценой страшного общего напряжения, железной дисциплины, тяжелых и горьких жертв могла существовать и расширяться в бесконечность эта нищенская варварская империя», - писал он.

*   *   *

Провозглашение «доктрины Ельцина» знаменовало собой завершение оформления идейно-теоретической платформы возвращения России к имперской политике. Ровно два месяца отделили выступление Президента РФ в ООН от начала «обкатывания» его внешнеполитической доктрины. «Рубиконом» Б. Ельцина стала Чечня. 26 ноября 1994 года российские спецслужбы организовали танковый поход на Грозный, а 11 декабря армия РФ начала широкомасштабные операции в Чеченской Республике.

Чеченская авантюра Москвы наглядно продемонстрировала какое именно содержание вкладывается в понятие «усилия в сфере безопасности и миротворчества». «Грозный россиянам не чужой», - умилялась «Росийская газета» 20 декабря 1994 года, когда российская артиллерия разрушала «не чужой» город; «чеченцы и россияне обречены на добрососедство», - юродствовал русский официоз в то время, когда огонь российских войск обрекал и чеченцев, и россиян на добрососедство смерти.

Первая чеченская операция, которая планировалась как «небольшая победоносная война» с целью показать решительность России «миротворить» любой ценой, превратилась в затяжную кровавую бойню, которая убедительно продемонстрировала «приверженность» российского руководства к соблюдению элементарных прав человека, первое из которых - право на жизнь: и чеченцев и россиян.

И если в 1994 - 96 годах большая часть российского общества осуждала антигуманные действия армии, то во время второй чеченской войны в сознания россиян состоялись существенные сдвиги. Античеченские настроения охватили преобладающую часть населения и распространились даже на правозащитные учреждения. «После серьезных и часто болезненных дебатов большинство русских правозащитников пришло к мысли, что они поддерживают федеральное правительство принять меры по отношению к чеченским командирам, которые осуществили вторжение на территорию Дагестана в августе месяце», - писал в ноябре 1999 года на страницах периодического издания лондонского Института войны и мира председатель Центра по Защите прав человека при русской правозащитной организации Мемориал, первый советник председателя этой организации Сергея Ковалева - Олег Орлов. И объяснял причины этого явления: «После поражений, действительных или мнимых, на протяжении ряда лет, русское общество невыносимо утомилось от чувства, что оно все время «не на той стороне». Во всех этих событиях, начиная от распада СССР до первой войны в Чечне, расширения НАТО, конфликта в Косово, Россия предстала не в лучшем виде. Она просто утомилась быть в числе тех, что проиграл».

Россия также столкнулась с кризисом имиджа. В СССР, как бы там ни было, люди ощущали себя частью супердержавы, гражданами огромной страны. Теперь же все спрашивают: «А что такое, вообще, Россия?». Ответ, как правило, не обнадеживающий, в особенности для людей, которые живут в регионах, где экономическое положение значительно ухудшилось, начиная с 1991 года.

Россияне получили неожиданное удовлетворение от ощущения «защита отчизны»  в Чечне. Они чувствуют себя правыми, надеются, что одержат победу, и за их жертвы отомстят.

Итак, «усталость» от поражений империи, ожидания возрождения «национальной гордости великороссов», как и в прошлом, привели к консолидации россиян на базе идеи величия отчизны. «

*   *   *

Главной причиной первой «чеченской» авантюры представители российских властей называли гарантирование безопасности и территориальной целостности РФ. Относительно безопасности, то для любого человека со здравым смыслом предположения о том, что крохотная Чечня сама по себе может представлять хотя бы какую-то опасность для колоссальной России не могут не показаться по крайней мере бессмысленными. Что же касается «территориальной целостности», то это понятие означает традиционный держимордовский окрик: «держать и не пущать и чтобы другим не повадно было».

И все же, или из-за неосторожности российских должностных лиц, или же вследствие усилий назойливых западных журналистов, стала очевидной главная цель России в первой чеченской войне: нефть.

«Идут под пули, спасая детей», - под таким заголовком «Российская газета» опубликовала 17 января 1995 года интервью тогдашнего вице-премьера России Николая Егорова о действиях российской армии в Чечне. Каких же детей под пулями «злых чеченцев» спасали знаменитые воины России? Слово - самому Н. Егорову: «...слова о свободе, о независимости - это все ширма. Война идет за недра, война идет за нефть, которая здесь сосредоточена... Пока, по разведанным запасам, - на 10 триллионов долларов». Вот они, любимые деточки - нефтедоллары. За них можно и под пули подставить молодых необстрелянных русских ребят. Что же это, как не откровенный, ничем неприкрытый империализм, цель которого - ограбление «братских народов»?

 Эту пылкую любовь подтвердил и бывший главнокомандующий российскими военно-воздушными силами, генерал-полковник авиации Петр Дейнекин, который на страницах армейской газеты «Красная Звезда» рассказал, что еще 5 февраля 1995 года,  в разгар боев за Грозный, на захваченный российскими войсками аэропорт на севере города «кроме грузов военного назначения» была доставлена первая буровая вышка...». Бесспорно, для голодной грозненской детворы.

Чуть ли не большее значение имеет для России нефтепровод, который проходит через Чечню и связывает Каспийский нефтеносный регион с терминалом в Новороссийске. По мнению ведущих экспертов уже в ближайшее время Каспийский бассейн сможет соперничать с месторождениями региона Персидского залива. После же подписания в сентябре 1994 года рядом западных компаний соглашения на сумму 7,4 миллиарда долларов об эксплуатации трех нефтяных месторождений в Азербайджане, значение чеченского нефтепровода еще больше возросло.

Однако, стремя укрепить свои позиции в этом регионе с помощью «небольшой победоносной войны», Россия достигла прямо противоположных результатов. Нестабильность, спровоцированная «чеченской» авантюрой, поставила на повестку дня необходимость транспортирования азербайджанской и казахской нефти через территорию Турции. Как видно, стратегические и экономические потери России будут весьма ощутимыми.

Лука Гевальник, Киев.

источник:  «Кавказ-Центра»